Скрытый текст
Долгая полночь Барни Томсона
Пролог
Груди.
Тело молодой женщины лежало на кухонном столе. Лицо иссиня-белое в печальном спокойствии смерти; глаза, открытые и пустые, застывшим взглядом изучали тот мир демонов, где она сейчас бродила; тело лежало смирно, словно на параде; и, наконец, груди. Маленькие, твердые, странно торчащие вверх под флуоресцентными кухонными лампами.
Что будет, если их удалить, теперь, когда девушка была мертва уже три часа? Сложатся ли они в некую аморфную массу, потеряв свою исключительную красоту, или останутся твердыми, сохраняя форму, привлекательность и элегантность?
Убийца оглядел остальное тело. До сих пор все жертвы были мужчинами. В смерти их тела всегда были грубы и уродливы, отвратительная плоть на грани разложения. Но эта девушка, ее гладкая, призрачная кожа, кустистая поросль тоненьких светлых волос, уютно устроившихся у нее между бедер, и ее прекрасные груди – это было гораздо лучше. Даже немного жалко вспарывать эту роскошную бледную кожу.
Возможно, будет проще отправить им ухо или руку. Простое уведомление об освобождении семье милой усопшей. Приятное напоминание об их дочери. Что-то, что они смогут лелеять в грядущие годы.
Восхитительным сюрпризом оказалась эта девушка, когда ожидался мужчина. Хьюго, так она представилась. Последняя, бессмысленная, порочная ложь. И бедняжка оказалась настолько разочаровывающей в смерти. Это всегда было самой захватывающей частью – этот ужас на лице, когда они видели, как беспощадная бритва опускается на открытое горло, стильно и элегантно. Но эта. Эта девушка. Казалось, ее это совсем не заинтересовало.
Наркотики, наверное. Точно. Настолько под кайфом, что ничего не заметила. В этом и проблема с людьми – проклятие нашего времени – просто не осталось никаких моральных норм.
Пора. Это должны быть груди. Это будет намного художественнее. Убийца улыбнулся, он всегда был рабом эстетики, и, крепко сжав правую грудь, рассек кожу восьмидюймовым ножом мясника.
Пролог
Груди.
Тело молодой женщины лежало на кухонном столе. Лицо иссиня-белое в печальном спокойствии смерти; глаза, открытые и пустые, застывшим взглядом изучали тот мир демонов, где она сейчас бродила; тело лежало смирно, словно на параде; и, наконец, груди. Маленькие, твердые, странно торчащие вверх под флуоресцентными кухонными лампами.
Что будет, если их удалить, теперь, когда девушка была мертва уже три часа? Сложатся ли они в некую аморфную массу, потеряв свою исключительную красоту, или останутся твердыми, сохраняя форму, привлекательность и элегантность?
Убийца оглядел остальное тело. До сих пор все жертвы были мужчинами. В смерти их тела всегда были грубы и уродливы, отвратительная плоть на грани разложения. Но эта девушка, ее гладкая, призрачная кожа, кустистая поросль тоненьких светлых волос, уютно устроившихся у нее между бедер, и ее прекрасные груди – это было гораздо лучше. Даже немного жалко вспарывать эту роскошную бледную кожу.
Возможно, будет проще отправить им ухо или руку. Простое уведомление об освобождении семье милой усопшей. Приятное напоминание об их дочери. Что-то, что они смогут лелеять в грядущие годы.
Восхитительным сюрпризом оказалась эта девушка, когда ожидался мужчина. Хьюго, так она представилась. Последняя, бессмысленная, порочная ложь. И бедняжка оказалась настолько разочаровывающей в смерти. Это всегда было самой захватывающей частью – этот ужас на лице, когда они видели, как беспощадная бритва опускается на открытое горло, стильно и элегантно. Но эта. Эта девушка. Казалось, ее это совсем не заинтересовало.
Наркотики, наверное. Точно. Настолько под кайфом, что ничего не заметила. В этом и проблема с людьми – проклятие нашего времени – просто не осталось никаких моральных норм.
Пора. Это должны быть груди. Это будет намного художественнее. Убийца улыбнулся, он всегда был рабом эстетики, и, крепко сжав правую грудь, рассек кожу восьмидюймовым ножом мясника.
Без рекомендаций, но посмотрел без сожаленья.
